III. Ослабление государственной власти
1. Демократический вызов власти
Сущностью демократической волны 1960-х годов был масштабный вызов существующим системам власти, общества и частной жизни. В той или иной форме этот вызов проявился в сфере семьи, университетском мире, бизнесе, общественных и частных объединениях, политике, государственной бюрократии и военных структурах. Люди больше не ощущали прежнего принуждения к подчинению тем, кого ранее считали выше себя по возрасту, должности, статусу, знаниям, характеру или способностям. В большинстве организаций дисциплина смягчилась и различия в статусе потеряли остроту. Каждая группа заявила о своем праве участвовать в равной степени — даже, возможно, более чем в равной — в принятии касающихся ее решений. Если говорить более конкретно, в американском обществе влияние обычно основывалось на: организационной должности, экономическом достатке, специальных знаниях, правомочности, выборном представительстве. Влияние, основанное на иерархии, знаниях и богатстве, противоречит демократическому и эгалитарному духу времени, и в 1960-е годы эти критерии подверглись мощной атаке. В университетах студенты с недостатком знаний начали участвовать в процессах принятия решений по многим важным вопросам. Государственная организационная иерархия ослабла, и подчиненным стало легче игнорировать, критиковать или не исполнять просьбы руководства. В политической жизни, в общем, влиянию богатства был брошен вызов и были успешно проведены преобразования с целью его выявления и ограничения. Влияние, произошедшее из законных и выборных источников, не противоречило духу времени, но при случае также оспаривалось и ограничивалось. Решения судов и законодательных властей были законны в той степени, в какой они способствовали задачам равенства и участия. «Гражданское неповиновение» в итоге было объявлено нравственным деянием при столкновении с законом, считавшимся безнравственным. Это означало, что нравственность законопослушного поведения в обществе зависела от содержания законов, а не от правильности процедуры их принятия. Выборная легитимность, очевидно, более соответствовала демократической волне, но при этом и она тоже временами подвергалась сомнению по мере того, как значимость «категориального» представительства повышалась и сталкивалась с принципами выборного представительства.
Оспаривание авторитетов охватило общество. В политике оно выразилось в уменьшении доверия общества к политическим лидерам и институтам, в сокращении влияния и эффективности таких политических институтов, как партии и президент, возросшем значении в общественной жизни оппонирующих СМИ и критически настроенной интеллигенции и в потере политическими лидерами ясности, воли и уверенности в себе.
2. Уменьшение доверия общества
При демократии влияние государственных лидеров и институтов, в частности, зависит от степени доверия общества к ним. В 1960-е годы в Соединенных Штатах это доверие заметно упало. Этот спад может быть связан с некоторыми более ранними тенденциями идеологической и политической поляризации, которая, в свою очередь, происходит из роста политического участия в конце 1950-х и начале 1960-х. Демократическая волна вызвала рост политической активности населения, которое достигло большей идеологической согласованности по общественным проблемам и которое затем потеряло доверие к общественным институтам и лидерам, когда государственная политика не смогла соответствовать их интересам. Последовательность и направление этих изменений общественного мнения ярко показали, как жизнеспособность демократии в 1960-е годы (проявившаяся в возросшем политическом участии) породила проблемы с управляемостью демократии в 1970-е (проявившиеся в упавшем доверии общества к власти).
В 1960-е годы мнение граждан по большинству проблем общественной политики имело тенденцию поляризоваться и идеологически структурироваться, то есть люди стремились занимать более последовательную либеральную или консервативную позицию по общественно-политическим вопросам. С 1956 по 1960 год, например, индекс идеологической выдержанности среднего американского избирателя колебался возле отметки 0,15; в 1964 он более чем удвоился до 0,40 и оставался на этом уровне до 1972.10 Таким образом, образ американских избирателей, принимающих решения независимо и прагматично по каждому отдельному случаю и оценивающих проблемы по существу, оказался довольно далек от действительности.
Эта модель растущей поляризации и идеологической выдержанности имеет в своем корне два фактора. Во-первых, люди, более активные в политике, имеют более последовательные и системные взгляды на политические вопросы. Поэтому за ростом политического участия в начале 1960-х последовало усиление поляризации общественного мнения в середине десятилетия. Поляризация, в свою очередь, вызывала рост самосознания общественных групп (например, черных), который затем стимулировал новую активизацию политического участия (например, белых как ответную реакцию).
Во-вторых, поляризация явно связана с сущностью вопросов, которые стали центральными пунктами политической повестки дня в середине 1960-х. На первый план вышли три основных кластера вопросов: социальные проблемы, такие как наркомания, гражданские свободы и роль женщин; расовые проблемы, включая интеграцию, занятость, государственную помощь меньшинствам, городские беспорядки; военные проблемы, включая, в первую очередь, войну во Вьетнаме, а также призыв, военные расходы, программы военной помощи и роль военно-промышленного комплекса в широком смысле. Все три комплекса проблем, но особенно социальные и расовые, как правило, создавали высокую корреляцию между позицией, которую люди занимали по отдельным вопросам, и их политической идеологией. С другой стороны, в более специальных экономических вопросах идеология была менее значимым фактором. Таким образом, для того чтобы спрогнозировать позицию граждан по вопросам легализации марихуаны, школьной интеграции или размеров оборонного бюджета, следовало спросить их, считают ли они себя либералами, умеренными или консерваторами. Чтобы предсказать их позицию по федеральной программе медицинского страхования, надо было спросить, являются ли они демократами, независимыми или республиканцами.11
Поляризация по проблемам середины 1960-х годов, по крайней мере частично, объясняет значительное снижение доверия к власти в конце десятилетия. Все большая и большая часть американского общества занимала крайние позиции по политическим вопросам; занявшие же крайние позиции, в свою очередь, имели склонность меньше доверять власти.12 Поляризация порождала недоверие к власти, так как те, кто имел сильную позицию, были не удовлетворены амбивалентной, компромиссной политикой правительства. В результате политические лидеры отталкивали от себя все больше людей, пытаясь угодить им проверенной временем традиционной политикой компромисса.
В конце 1950-х годов, например, около трех четвертей американцев считали, что власть действует главным образом на благо людей, и только 17 процентов полагали, что оно удовлетворяет в первую очередь «крупные интересы». Эти доли неуклонно менялись в течение 1960-х и в начале 1970-х остановились на совсем других значениях. Во второй половине 1972 года только 38 процентов населения считали, что власть «действует на благо всех людей», а большинство 53 процента считало, что ею «руководят несколько крупных интересов в своих целях». (Таблица 3). В 1959 году, отвечая на вопрос, чем они гордятся в своей стране, 85 процентов американцев (в сравнении с 46 процентами британцев, 30 процентами мексиканцев, 7 процентами немцев и 3 процентами итальянцев в похожем опросе) упомянули «политические институты». Однако к 1973 году 66 процентов опрошенных американцев говорили, что они не удовлетворены тем, как управляется их страна.13 Аналогичным образом, в 1958 году 71 процент населения ощущал, что он может доверять правительству в Вашингтоне в том, что оно поступает правильно «всегда» или «по большей части», в то время как лишь 23 процента говорили, что они могут доверять ему только «иногда» или не могут «никогда». Однако к концу 1972 года процент граждан, которые верили, что национальное правительство действует правильно всегда или по большей части, сократился до 52, в то время как доля тех, кто считает, что правительство действует правильно лишь иногда или никогда, удвоилась до 45 процентов. (Таблица 4). Опять же, характер изменений показывает высокий уровень доверия в 1950-е годы, резкий спад его в 1960-е и стабилизацию на намного более низком уровне в начале 1970-х.
Вопросы:
- 1958: Считаете ли вы, что руководящие лица в правительстве справедливо относятся к каждому, независимо от того, является ли он влиятельным или обычным человеком, или вы считаете, что некоторые из них уделяют больше внимания потребностям «крупных интересов»?
- Другие годы: Можете ли вы сказать, что властью в достаточно высокой степени руководят несколько «крупных интересов» в своих целях, или она действует на благо всех людей?
Источник: University of Michigan, Center for Political Studies, election surveys.
Вопрос: Насколько (как часто — в 1958, 1964), по вашему мнению, мы можем доверять правительству в части правильности того, как оно действует — почти всегда, в большинстве случаев или только иногда (или почти никогда — в 1966)?
Источник: University of Michigan, Center for Political Studies, election surveys.
Резкий спад доверия общества к своим лидерам в конце 1960-х годов, стабилизацию и даже частичное восстановление его в начале 1970-х можно увидеть по другим показателям, которые позволяют провести сравнение отношения к власти и другим важным общественным институтам. С 1966 по 1971 доля населения, имеющего «большое доверие» к лидерам всех основных институтов власти, сократилась наполовину. (Таблица 5). Однако к 1973 году общественное доверие к Конгрессу, Верховному суду и вооруженным силам начало меняться относительно минимума двухлетней давности. С другой стороны, доверие к исполнительной власти, как и следовало ожидать, осталось на низшей отметке. Эти изменения в отношении к роли власти возникли не на пустом месте, а были частью общего ослабления доверия к руководящим институтам. Влияние основных негосударственных институтов, которые пользовались высоким уровнем общественного доверия в середине 1960-х, — таких как крупные корпорации, высшее образование и медицина, — также претерпело существенное падение и частичное восстановление. Что важно, только пресса и телевизионные новости пользовались в 1973 году большим доверием, чем они имели в 1966, и только у телевидения его рост был значительным. В 1973 году лидерами среди институтов, которым общество доверяло больше всех, были, в порядке уменьшения доверия: медицина, высшее образование, телевизионные новости, вооруженные силы.
Конец 1960-х и начало 1970-х также обнаружили существенный спад, в сравнении с серединой 1960-х, политической уверенности у большого числа людей. Например, в 1966 году 37 процентов граждан полагали, что то, что они думают, «большого значения не имеет»; в 1973 так думали уже значительное большинство граждан, 61 процент. Аналогично, в 1960 году 42 процента американцев дали оценку « высокая» в индексе политической уверенности, разработанном Мичиганским центром исследования общественного мнения, и только 28 процентов дали оценку «низкая». Однако к 1968 году это распределение разительно изменилось, когда 38 процентов дали оценку «высокая», а 44 — «низкая». 14 Этот спад политической уверенности совпал и, несомненно, был тесно связан со спадом доверия граждан к власти. Однако на начало 1970-х подлинное влияние этого изменения политической уверенности на общий уровень политического участия лишь частично начало проявляться.
С точки зрения традиционной теории об атрибутах жизнеспособного демократического государства, эти тенденции 1960-х в конечном итоге приводят к преимущественно негативному, но все же смешанному выводу. С одной стороны, присутствует растущее недоверие к власти, тенденция к поляризации мнений и снижение политической уверенности. С другой стороны, наличествует небольшой рост политического участия по сравнению с предыдущим периодом. Как мы полагаем, эти различные тенденции вполне могут быть взаимосвязаны. Рост участия впервые проявился в 1950-е годы; за ним последовала поляризация по расовым, социальным и военным вопросам в 1960-е; за ней, в свою очередь, последовало уменьшение доверия к власти и индивидуальной политической уверенности в конце 1960-х. Есть причина полагать, что эта последовательность была неслучайной.15 Политически активные граждане, как правило, имеют более системные и последовательные взгляды по политическим вопросам, а имеющие такие взгляды, как мы показали выше, чаще всего отворачиваются от власти, если ее действия не соответствуют их точке зрения. Эта логика также предполагает, что люди, политически наиболее активные, должны быть особенно недовольны политической системой. В прошлом имел место ровно обратный случай: политически активные участники очень положительно относились к власти и политике. Однако сейчас эта связь, по-видимому, ослабевает, и те, кто мало доверяет власти, больше не являются преимущественно политически апатичными, чем люди с высоким доверием.16
Вопрос: Как человек, которого затрагивают действия этих институтов, испытываете ли вы к ним большое доверие, доверяете в средней степени или же доверяете совсем немного?
Источник: Louis Harris and Associates, Confidence and Concern: Citizens View American Government. Committee Print, U.S. Senate, Committee on Government Operations, Subcommittee on Intergovernmental Relations, 96rd Congress, 1st Session, December 3, 1973.
Снижение у среднего гражданина чувства политической уверенности также может вести к спаду политического участия. В самом деле, президентские выборы 1972 года обнаружили существенное снижение интереса к ним и участия граждан в кампаниях по сравнению с выборами 1968 года.17 Таким образом, имеется ряд причин полагать, что существует циклический процесс взаимодействия, в котором:
Рост политического участия ведет к росту политической поляризации в обществе;
Рост поляризации ведет к росту недоверия и ослаблению чувства политической уверенности у граждан;
Ослабление чувства политической уверенности ведет к сокращению политического участия.
Кроме того, изменения в принципиальных вопросах политической повестки дня могут вести к уменьшению идеологической поляризации. Дискуссия по многим горячим темам 1960-х годов утихла, и в настоящий момент их место в политической повестке, вызывая наибольшую озабоченность, заняли экономические вопросы, в первую очередь инфляция, а также рецессия и безработица. Однако позиции людей по экономическим вопросам не так непосредственно связаны с их базовыми идеологическими наклонностями, как позиции по другим вопросам. Кроме того, инфляция и безработица воспринимаются как преступление; никто не высказывается в их пользу, а существенные разногласия могут возникать, только когда появляются различные программы борьбы с ними. Однако такие программы реализуются медленно; поэтому острота экономических вопросов может привести к росту обобщенного чувства недостатка доверия к политической системе, а не к недовольству тем, что власть неспособна следовать конкретному курсу. Такое обобщенное неприятие может, в свою очередь, усилить тенденции к политической пассивности, порожденной уже заметным ослаблением чувства политической уверенности. Это приводит к мысли, что демократическая волна 1960-х вполне могла сама породить противостоящие ей силы, что рост политического участия создает условия, благоприятные его спаду.
3. Упадок партийной системы
Снижение роли политических партий в Соединенных Штатах в 1960-е годы можно увидеть с нескольких сторон.
(a) Поддержка партий резко упала, и доля граждан, которые считают себя независимыми в политике, соответственно увеличилась. В 1972 году больше людей считали себя независимыми, чем республиканцами, среди же граждан до 30 лет независимых было больше, чем республиканцев и демократов, вместе взятых. Молодые избиратели всегда менее склонны поддерживать кого-либо, чем старшие. Но доля независимых в этой возрастной группе резко выросла. Например, в 1950 году в группе 21-29 лет 28 процентов считали себя независимыми; в 1971 году таких было уже 43 процента.18 Таким образом, если тенденция не развернется и число сторонников не вырастет значительно, то преимущественно низкий уровень поддержки партий американским электоратом обречен сохраниться по меньшей мере еще на одно поколение.
(b) Голосование за партии сократилось, и заметным явлением стали смешанные бюллетени. В 1950 году около 80 процентов избирателей опускали в урны полностью партийные бюллетени; в 1950 уже только 50 процентов.19 Таким образом, избиратели более склонны голосовать за кандидатов, чем за партии, и это означает, в свою очередь, что кандидаты должны вести кампанию главным образом за себя и преподносить себя избирателям с точки зрения собственной личности и способностей, а не объединяться с другими кандидатами своей партии в попытках добиться совместного результата. Следовательно, они должны собирать свой собственный фонд и создавать собственную организацию. Этот феномен, проявившийся в крайней форме в виде появления Комитета за перевыборы президента (CREEP) и отделения его от Республиканского национального комитета на выборах 1972 года, повторяется в большей или меньшей степени и на других выборах.
c) Последовательность сторонников при голосовании также уменьшается, то есть избиратели готовы голосовать на одних выборах за республиканцев, а на следующих — за демократов. Повсеместно, на национальном уровне, присутствует растущая тенденция раскачивания общественного мнения из стороны в сторону, которая практически не зависит от обычных различий между категориями избирателей. Четверо из шести президентских выборов, начиная с 1952 года, завершились внушительной победой. Этот феномен является следствием ослабления партийных связей и уменьшения регионализма в политике. В 1920 году Гардинг получил примерно такой же процент голосов, что и Никсон в 1972, но Гардинг проиграл в одиннадцати штатах, в то время как Никсон проиграл только в Массачусетсе и округе Колумбия.20 Точно так же, тот факт, что избиратели подали 60 процентов голосов за Никсона в 1972 году, не помешал им переизбрать демократический Конгресс в том же году и наделить демократов еще более подавляющим большинством два года спустя.
Как показывают приведенные цифры, значение партий как руководства для поведения избирателей существенно снизилось. В частности, но только в частности, сказалось обращение непосредственно к кандидатам. Более важным был рост значимости конкретных вопросов как фактора, влияющего на избирательное поведение. Раньше, если требовалось спрогнозировать, как будут голосовать граждане на выборах Конгресса или президента, важнее всего было знать их партийную приверженность. Больше это не так. В 1956 и 1960 партийная приверженность была в три-четыре раза важнее, чем взгляды избирателей на конкретные вопросы. В 1964 и на последующих выборах это отношение изменилось. Политика вопросов пришла на смену политике партий в качестве основного фактора влияния на массовое политическое поведение.21 Это верно не только в отношении общественного и избирательного поведения, но и в отношении членов Конгресса и законодательного процесса. Влияние партии уже не столь важно, как ранее, в голосовании членов Конгресса. Например, в Палате представителей во время второго срока Трумэна (1949-52) при поименном голосовании 54,5 процента голосов были партийными, когда большинство одной партии противостояло большинству другой партии. Эта доля с тех пор неуклонно снижалась, так что во время первого срока Никсона (1969-72) лишь 31 процент голосов при поименном голосовании были партийными. 22
Уменьшение значимости партий для общественных масс, в некоторой мере, отражается также в отношении общества к партиям как институтам. В 1972 году обществу была задан вопрос, какой из четырех институтов национальной власти (президент, Конгресс, Верховный суд и политические партии) работал лучше или хуже других за последние несколько лет и какой был наиболее или наименее влиятельным. По обоим пунктам различия между тремя формальными ветвями национальной власти были, хотя и вполне заметными, но не такими уж большими. Однако ни одна из них, по мнению опрошенных, не приблизилась вплотную к политическим партиям по показателям худшей работы и наименьшего влияния. (Таблица 6). Хотя, вероятно, эти данные можно интерпретировать разными способами, при рассмотрении их в контексте явного спада партийной приверженности они упорно наводят на мысль, что в отношении народа к партиям сочетаются неодобрение и презрение. Как можно было ожидать, это отношение особенно заметно у людей до 25 лет. Например, в 1973 году 61 процент молодежи в колледжах и 64 процента вне колледжей полагали, что политические партии нужно реформировать или упразднить; для сравнения, 54 процента в колледжах и 45 процентов вне колледжей считали, что крупный бизнес должен быть реформирован или ликвидирован.23
Вопросы:
Какой элемент власти из списка, по вашему мнению, работал лучше (хуже) других последние пару лет?
Какой элемент власти из списка, по-вашему, наиболее (наименее) влиятелен?
Источник: University of Michigan, Center for Political Studies, 1972 postelection survey.
Уменьшилась не только общественная база партий, но ослабла также связность и прочность их организации. Политическая партия стала в меньшей степени организацией со своей собственной жизнью и интересами и в большей степени ареной, на которой другие действующие лица преследуют свои интересы. Конечно, в некоторых отношениях, ухудшение партийной организации старое и хорошо знакомое явление. Расширение социальных функций государства, начавшееся с «Новым курсом», растущее распространение средств массовой информации, особенно телевидения, и более высокие уровни достатка и образования граждан на протяжении многих лет вели к ослаблению традиционных основ партийной организации. Однако в 1960-е годы эта тенденция, по-видимому, ускорилась. Лидеры обеих основных партий обнаружили, что стало трудно удерживать контроль за центральной и важнейшей функцией партии: выбором кандидатов на государственную должность. В частности, ударом по партийной организации стала мобилизация избирателей на обсуждение конкретных вопросов, предпринятая некоторыми кандидатами, ярчайшими примерами которых на национальном уровне стали Голдуотер, Маккарти, Уоллес и Макговерн. С другой стороны, это было просто реакцией на политику партий и их лидеров. Одобрение со стороны партийных лидеров или съездов давало мало положительного эффекта и часто становилось помехой. Политический «аутсайдер», то есть кандидат, казавшийся аутсайдером, имел возможность попасть на политическую должность. Например, в Нью-Йорке в 1974 году четыре или пять кандидатов на пост в администрации штата, одобренных съездом Демократической партии, потерпели поражение на предварительных выборах; как было метко сказано, партийные лидеры не одобрили Хью Кэри на пост губернатора, потому что он не мог победить, и он победил, потому что его не одобрили. Урок 1960-х состоит в том, что американские политические партии были чрезвычайно открытыми и уязвимыми в том смысле, что в них легко могли проникнуть и даже захватить высокомотивированные и хорошо организованные группы, имеющие соответствующие цели и кандидатов.
Тенденции в реформировании и организации партий в 1960-е годы были направлены на дальнейшее повышение их открытости и достижение большего участия в партийной жизни. В некоторой степени, эти реформы могли смягчить своеобразный парадокс, в котором участие населения в политике возрастало, но главная организация, предназначенная для структурирования и формирования этого участия, политическая партия, ослабевала. В то же время, долгосрочный эффект от реформ мог отличаться от целей, которые закладывались изначально. Во время демократической волны эпохи прогрессизма на рубеже веков прямые предварительные выборы получили широкое распространение как средство обеспечения контроля граждан за партийной организацией. Однако в действительности предварительные выборы усилили власть политических боссов, сторонники которых в партийной машине всегда голосовали за них. Аналогичным образом, реформы в Демократической партии в 1970-е годы с целью обеспечить представительство всех значимых групп и взглядов на партийных съездах, по-видимому, дали партийным лидерам новые возможности влияния на выбор кандидатов в президенты.
Как мы показали ранее, признаки упадка американской партийной системы имеют параллели в партийных системах других индустриальных демократических стран. Кроме того, события в американской партийной системе в 1960-е годы можно рассмотреть с точки зрения исторических процессов. Согласно стандартной теории американской политики, крупные партийные перестройки, обычно одновременно с «переломными выборами», происходят через периоды приблизительно от двадцати восьми до тридцати шести лет: 1800, 1828, 1860, 1898, 1932.24 С этой точки зрения, очевидные условия для такой перестройки появились примерно в 1968 году. На самом деле, многие признаки партийного упадка, проявившиеся в 1960-е годы, сопровождали большинство партийных перестроек в истории: спад поддержки, рост непостоянства избирателей, действия третьих партий, ослабление связей между социальными группами и политическими партиями, возникновение новых политических проблем, которые идут вразрез с прежним соотношением сил. Упадок старой партийной системы времен «Нового курса» стал вполне очевидным, и появления новой партийной системы ожидали с нетерпением, во всяком случае, политики и политические аналитики. Тем не менее, ни в 1968, ни в 1972 году не появилась новая коалиция, которая составила бы современное активное большинство и произвела бы новую партийную перестройку. Нет также очевидности, что такая перестройка вероятна в 1976, к каковому моменту задержка составит от восьми до шестнадцати лет в сравнении с «нормальным» процессом развития партийной системы.
С другой стороны, признаки партийного распада можно интерпретировать как предзнаменование не просто перестройки партий в рамках существующей системы, а более глубокого разрушения и потенциального исчезновения партийной системы. В этой связи можно заметить, что американская партийная система возникла в годы «Джексоновской демократии», в середине XIX века, что она прошла через перестройки 1850-х, 1890-х и 1930-х годов, но своего пика с точки зрения обязательств перед обществом и организационной мощи достигла в последние десятилетия XIX века, и с тех пор она вошла в сначала медленный, а теперь ускоряющийся процесс распада. Также можно отметить, что партии являются особой политической формой, предназначенной для нужд индустриального общества, и что движение Соединенных Штатов в постиндустриальную фазу означает, следовательно, конец политической партийной системы в том виде, в каком мы ее знаем. В этом случае мы сталкиваемся с рядом критических вопросов. Возможна ли демократическая власть без политических партий? Если политическое участие не организуется посредством партий, как его можно организовать? Если разрушатся партии, не снизится ли существенно и гражданское участие? В менее развитых странах основной альтернативой партийной власти является военная. Есть ли у высокоразвитых стран третий вариант?
[10] Norman H. Nie and Kristi Anderson, «Mass Belief Systems Revisited: Political Change and Attitude Structure», The Journal of Politics, 36 (Август 1974), стр. 558-59.
[11] William Schneider, «Public Opinion: The Beginning of Ideology?», Foreign Policy, no. 17 (Зима 1974-75), стр. 88 и далее.
[12] Arthur H. Miller «Political Issues and Trust in Government: 1964-1970», American Political Science Review, 68 (September 1974), стр. 951 и далее.
[13] Gabriel A. Almond and Sidney Verba, The Crisis Culture (Boston: Little Brown, 1965), стр. 64-68; Gallup Survey, New York Times, October 14, 1973, стр 45.
[14] University of Michigan, Survey Research Center, Codebook, 1960 Survey, стр 146; Codebook, 1968 Survey, стр. 310.
[15] Norman H. Nie, Sidney Verba and John Petrocik, The Changing American Voter, (Cambridge: Harvard University Press, 1976), глава 15.
[16 ] Jack Citrin, «Comment: Political Issues and Trust in Government: 1964-70», American Political Science Review, (September 1974), стр. 982-84.
[17] Nie, Verba and Petrocik, Changing American Voter, глава 15, стр. 2-10.
[18] Gallup Survey reported in New York Times, October 17, 1971, стр. 34; N. D. Glenn, «Sources of the Shift to Political Independence», Social Science Quarterly, 53 (December 1972), стр. 464-519.
[19] Frederick G. Dutton, Changing Sources of Power: American Politics in 1970s (New York: McGraw-Hill, 1971), стр. 228; Richard W. Boyd, «Electoral Trends in Postwar Politics», in James David Barber , ed., Choosing the President (Englewood Cliffs, N.J.: Prentice-Hall, 1974), стр. 185.
[20] Boyd, ibid., стр. 189.
[21] Gerard M. Pomper, «From Confusion to Clarity: Issues and American Voters, 1956-68», American Political Science Review, 66 (June 1972), стр. 415 и далее; Miller, ibid., 68 (September 1974), стр. 951 и далее; Norman H. Nie, «Mass Belief Systems Revisited», Journal of Politics, 36 (August 1974), стр. 540-91; Schneider, Foreign Policy, no. 17, стр. 98 и далее.
[22] Samuel H. Beer, «Government and Politics: An Imbalance», The Center Magazine, 7 (March-April 1974), стр. 15.
[23] Daniel Yankelovich, Changing Youth Values in the '70's: A Study of American Youth (New York: JDR 3rd fund, 1974), стр. 37.
[24] Walter Dean Burnham, Critical Elections and the Mainsprings of American Politics (New York: W. W. Norton, 1970); James L. Sundquist, Dynamics of the Party System (Washington: The Brookings Institution, 1973); Samuel Lubell, The Future of American Politics (New York: Harper, 1951).
![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
